article_tizer.jpg
О РИСУНКЕ

Владение рисунком дает крылья для полета фантазии: Рисунок - это то, что создает понятность разговора художника со зрителем. Рисунок - это те слова, из которого составляется фраза с подлежащим и сказуемым, определяющими смысл разговора. Живопись же - это интонация и высота разговора. Не случайно и буквы наших алфавитов вышли из рисунка, нарисованное слово.
Абстрактное письмо способно родить эмоцию, почти невозможно одними пятнами передать мысль, направить определенное чувство, которое и в жизни возникает не просто из ничего, а из соотношения твоего представления о добре и зле, возникшем в видимом мире, мире природы, состоящем из людей, камней, пожаров, насилия и любви. Полнокровно разговаривают со зрителем только хорошо рисующие художники, ибо конкретность и полноту мысли, возможность коснуться чувства способна дать деталь, подробность. А для того чтобы до нее дойти, нужно очень хорошо прежде всего рисовать.

ТВОРЧЕСТВО

Подобно тому как в литературном произведении каждое предложение, фраза имеет свою закономерность построения, важную роль в создании картины - произведения изобразительного искусства - играет логика построения мысли и выражения чувств. Рассматривая произведения великих мастеров прошлого, мы удивляемся их точности в построении и выражении чувств и мыслей, как великолепно и логически ясно построены, например, картины Веронезе! С каким мастерством использовал он синий цвет в своей картине “Обращение Савла”!
В контрасте с золотисто-красным строем всего произведения этот синий цвет определяет центр его и кульминацию события и заставляет зрителя познавать содержание полотна, следуя предписанным художником путем. Подобное знание логики построения, гармонии цвета, форм, линий, света, самой фактуры холста помогают художнику донести, не расплескав, свои мысли и чувства до зрителя. Анализируя некоторые картины и записи последних лет, я вижу в них костяк такого построения - смысл и стройность. Есть ли законы композиции? Есть, но в каждом новом произведении искусства они имеют свою уникальную “интонацию”, и появление этих новых, присущих данному произведению отношений обусловлено изучением природных закономерностей и применением их к наиполнейшему, наисовершеннейшему выражению суждений и эмоций художника. Изучение закономерностей природы есть основная и главная задача в образовании художника-живописца, графика, скульптора, архитектора, ибо только на основе знаний этих земных закономерностей рождается и создается все живое на земле.

НОВОЕ И СТАРОЕ

Народ в целом консервативен. Он осторожно приемлет все новое, боясь потерять старое. Эта мера сохранения - консервации старого столь же необходима для общества, как и для природы. Нельзя сломать “ствол” и оголить корни: шум листвы под дуновением нового свежего ветерка, под действием которого весело колеблются молодые побеги, может превратиться в ураган, отрывающий не только листву.

Язык Достоевского почти ничего нового не внес в русский литературный язык, да и сюжеты почти полудетективные, но цель его была столь высока и поднимался он до таких высот человеческой души и падал в такие бездны, хотя пользовался самыми простыми словами.

Ошибка в оценке произведений искусства - это не пустяк. Казалось бы, “подумаешь, не признают Моцарта, Баха, Леонардо и Рембрандта, и Толстого заменяют Королевой Марго”. Да и Пушкина пытались сбросить с парохода современности”. Ведь секс-ритмы и сюрфильмы вполне могут заставить человека встать на четвереньки и залаять.

Так же, как и в науке, в искусстве открытию должна предшествовать большая работа. Работа предшественников. Существуют новаторы, но существуют и последователи.

Так ли отличается Боттичелли от Филиппо Липпи или Рафаэль от Перуджино? Но для того, чтобы стать Рафаэлем, ему нужно было стать на высоту традиции, на высоту Перуджино. Он не брал напрокат что-то от Перуджино. Он брал навсегда. Крушение восходящей лестницы преемственности чаще всего происходит с крушением идеала. Падает звезда или начинает тускло светить, и в потемках любой модный светлячок принимается за ее свет. Если светит высокая звезда идеала, путь становится прямее.

МАСТЕРСТВО И ЦЕЛЬ

Профессионализм - это тот фундамент, на котором может быть построено здание будущего произведения. Один фундамент - еще не здание и выдавать его за это здание-произведение нелепо. Также нелепо и начинать построение здания со шпиля (хотя, может быть, и точного рецепта, с чего начинать, нет). Очень важно, чтобы фундамент возвышался над “болотом” и давал возможность широкого кругозора человеку, получившему этот фундамент профессионализма. Но могут ли быть получены мастерство и профессионализм без воспитания, как дорога без цели, пусть даже великолепная дорога в никуда. Поэтому истинный профессионализм и мастерство не могут быть приобретены вообще, и воспитание прежде всего предполагает эту цель, предполагает наличие идеала, в сравнении и приближении к которому оцениваются явления действительности и возникает суждение о мире. Настоящий профессионализм и мастерство определяют, где нужно строить дорогу, ведущую к выбранной цели. Нет вообще мастерства. Нет вообще профессионализма без того, что и для чего строить.

К ИДЕАЛУ ГАРМОНИИ

Не имея четкого представления об идеале, теряется граница отсчета: куда идти, в какую сторону: идти к добру или злу. И кажущийся путь к добру приводит к злу.

Совершенство и сущность. “Служенье муз не терпит суеты”, и не только не терпит суеты, но предполагает ее отсутствие и в будущем. С какого-то времени в искусстве живописи воцарилось пристрастие к скорописи. Торопливость и убыстряющийся ритм, даже передвижение людей, не говоря уже о шквале информации, заставил и зрителя как бы бежать вдоль выставленных картин. В театре тот же процесс: укорачивают произведения драматические, сокращают оперы. Достаточно намека, а зритель уже готов смотреть и воспринимать по этому намеку всю картину. Но ведь без подробностей не может быть полно высказана мысль, тем более выражено чувство. Россыпь их, как канвы намеков, стала основным элементом нашей живописи. Спора нет, соподчиненность и отбор деталей в звучании целого - необходимейшая категория гармонии.

Чувство меры в искусстве - не золотая середина и не золотое сечение, а живое противоречие, вбирающее, в себя сходство и различие, ночь и день, огонь и лед, добро и зло.

С какого-то момента художники стали бояться сравнивать себя с другими мастерами. Стали зыбки критерии, и поэтому появилось чувство головокружения при взгляде на картины гениев. Никто не может сказать, что “я сделаю конную статую, напишу картину и т.д. лучше, чем кто-либо в мире”. Это покажется просто бахвальством, а ведь в этих словах звучит истина. Не разрушайте надежды! Это путь к равнодушию и злу.

Заманчиво - все сложное привести к простому и ясному (все великое - просто). Упрощение и простота - разные вещи. Часто простота заменяется упрощением. Даже при объяснении понимания пластики художник- учитель прибегает к упрощению сложной формы, переводя ее в геометрическую, так сказать, геометрию в пространстве. Все смешавшееся - просто и понятно, и художники рационального ума быстро это воспринимают и на этом строят свое искусство (школа Ашбе), забывая, что “гармонию алгеброй не поверить”. Все упрошено, но не просто.

Картина - организм сложный: в его рождении и создании принимают участие как чувственные, так и логические категории. Я убежден, что только в сплаве любви и жизни способен возникнуть яркий образный смысл художника. И в творческом акте создания любого произведения заключено чудо соединения душевного волнения, вызванного неравнодушным отношением художника к жизни, с конкретным воплощением этого волнения в материале: краске, смальте, мраморе, бронзе... Ведь это действительно чудо, когда краска, оставаясь краской, рождает предмет, но рожденный ею предмет не уничтожает силу воздействия на чувства зрителя краски как таковой, гармонического ее строя, фактуры, ритмики мазка... Порой наши художники создают свои произведения, основываясь на принципе схематизации. Изображаемый ими мир, условно говоря, геометризируется: нос постепенно превращается в пирамиду, глаза - в эллипсы, руки и ноги - в цилиндры. И полулюди-полуроботы начинают двигаться в доступном им механическом ритме по стенам зданий и выставкам. Они удивляют, но не трогают. А чем больше я вижу, тем чаще обращаюсь к произведениям искусства не удивляющим, а трогающим мое сердце. Ведь поэзия гармонична и естественна в самой своей основе. И огорчительно, когда за ворохом прилагательных, определений, метафор, как за насыпью, не видно подлежащего, то есть сути. Трогательная искренность поэта была присуща произведениям знаменитого французского живописца Ван Гога. Можно ли этому научиться системе? Нельзя. Но восхищаться этим мы не перес нем.

Я уподобляю рождение произведения искусства рождению и возникновению новой жизни. Ибо любовь - неодолимое желание слияния “частей” в целое, то есть инстинктивное чувство гармонии. Гармония же - это целостность, органичность, единство всего на основании любви и добра. Гармония же в произведении искусства это наилучший порядок слов, красок, вещей, звуков, наиболее точно, полно, просто и сложно выражающий душевное состояние мысли и чувства.

О КАРТИНЕ

Венцом станкового искусства является картина, разговоры о ее смерти, на мой взгляд, беспочвенны; Если же не умрет роман, симфония, не умрет и картина.

Картины нельзя писать быстро, это возможно других форм искусства. Картина должна постоять в мастерской, наполниться теми сомнениями и энергией художника, которые способны от картины перейти зрителю. Только неравнодушное, взволнованное отношение к действительности, к добру и злу, только возникновение идеала и служение ему позволяет художнику-человеку судить о жизни, способно родить живое «зеркало» картины. Я убежден, что глубокое изучение пластики человеческого тела, постижение закономерностей пластики, способно научить архитектора спроектировать дворец, а художника - написать картину. Научить человека молодого видеть мир, “усилить его способность распознавать добро и зло” - главная задача в воспитании художника, которому потребуется картина, способная вместить его суждение о мире.

...При написании картины важно сосредоточенное спокойствие, отсутствие суетливости. С пылу, с жару ее из мастерской выносить опасно. Часто - вынесешь, а потом думаешь: над ней бы поработать надо еще не один год, потому что долгое размышление, горе и радости, которые картина приносит художнику, все его думы аккумулируются в ней, наполняют ее невидимой, но действенной энергией, которая передается зрителю.

Как-то, фантазируя, я подумал, что чудотворные иконы, помимо совершенства исполнения их истинно верующим художником, который долго готовил себя к ее написанию, постился, молился, наилучшим образом готовил доску и краски и в чистой одежде писал ее, - эти иконы наделены энергией взглядов верующих и ее излучают.

ХУДОЖНИК И МОДЕЛЬ

Свобода и независимость художника от модели возможна лишь тогда, когда он в совершенстве постиг законы природы, на которых основана гармония в искусстве, и, кроме того, созрел интеллектуально и духовно. Только тогда он может “создавать реальное, как будто бы не прибегая к модели”. Ведь вопрос создания реальности, как бы не пользуясь моделью, смыкается с самым ценным, самым редким свойством художника, который способен весь этот реальный мир воссоздать, не воспроизводя его буквально, как кино или фотография, и не перенося все видимое на холст. То есть уже в своем сознании от непосредственного ощущения и абстрактного мышления рождать те необходимые качества гармоничного построения картины ли, портрета ли, которые уже в самой основе своей имеют цельность.

А если бы не было Рембрандта, Веласкеса, Эль Греко, Гойи, Андрея Рублева, Пушкина? Одни электровозы и самолеты. Страшно подумать! Не случайно в изобразительном искусстве (да и в моем) женщина является живым объектом изображения. Большинство художников - мужчины, и их представление о красоте воплощается в объекте их любви, но кроме этого, женщина дарует жизнь, вынашивая в своем чреве, в себе самой то новое, что продолжает жизнь.

Вот на полотне изображен ученый, а вот - железнодорожник - да я и по петлицам знаю, что он железнодорожник. Мне важно, какой он, как проявились чувства восторга художника перед этим человеком, сумел ли живописец показать его доброту, нравственность. Если не сумел, то для меня фотография лучше. А вот портрет Ермоловой Серова ни одна фотография не заменит! А вот боярыня Морозова. Сколько бы мне ее изображений ни показывали, а во мне навсегда “сидит” образ, созданный Суриковым! Я уже не говорю о Дон Кихоте, Гамлете, Ромео и Джульетте - их вообще не было, а они для каждого живее живых, и памятники им стоят!

ОБРАЩАЯСЬ К ПРИРОДЕ

Перед человечеством открывается пропасть всеуничтожения, к людям взывает страдающая природа. И человечество, и в первую очередь художники не могут, пока не поздно, не повернуть свою голову, глаза, совесть к природе, к дорогому видимому миру. Своим обращением к природе вы можете преподать урок нравственности. Любить жизнь - это естественная потребность человека. Искусство, создаваемое и рождаемое этим чувством благоговения перед жизнью, любви и простодушного восхищения ее цветом, светом, свежестью и красотой. Художник, который видит это острее и вкладывает свою душу, который может умножить радость удивления красотой цветка, свежестью утра и умытой дождем зелени луга. Художник, способный, не расплескав, донести до зрителя красоту и гармонию простого и дорогого мира природы, не менее значителен, чем тот, кто своим искусством вызывает слезы печали и негодования. Кустодиев, прикованный к коляске, незадолго до смерти говорил: “Не знаю, удалось ли мне сделать и выразить в моих вещах то, что я хотел - любовь к жизни, радость и бодрость, любовь ко всему русскому - это было всегда единственным “сюжетом” моих картин”.

Но надо торопиться повернуться к природе, иначе мы ее будем писать по воспоминаниям, кто помнит, а кто и нет. Уже в гостиницах и в торговых центрах стоят пластмассовые деревья, купленные за границей. Они не гниют, но и не пахнут. Их легко вымыть, но они не зацветут. Они вечнозеленые, но все листочки отпечатаны одинаково. Не с них же писать! А вдруг ими мы заменим все леса и парки в XXI веке?

ХУДОЖНИК И ЗРИТЕЛЬ

Сидя у холста, чистого и белого, как снег, я могу, мечтая, превратиться в мальчишку и побежать с друзьями в поле или сидеть у костра в ночном, и не только я это увижу, но могут увидеть вместе со мной и зрители моих картин. Я могу объясниться прекрасной девочке и прощаться с моей доброй и незабвенной матерью Верой Николаевной, отправляющей меня в ополчение. Я могу быть матадором и быком, распятым Христом и Лоркой. Я много могу мечтать и даже могу что-то нарисовать из мечтаний. Могу нарисовать и рай, и ад, и, если я хороший художник, не довольствующийся только красотой и тканью живописи, но и еще любящий видимый мир, может быть, и я могу принести какую-то пользу этому реальному, видимому миру, людям, его населяющим, моим друзьям, и, может быть, сделаю их менее жестокими, более милосердными и радостными.

А. Мыльников